— На диванчик! А колыбельную тебе не спеть?
Голос у Хоффманна был божественный. И какое кому дело, что последний, кто имел удовольствие наслаждаться его пением с детства, Анна – Господи, прости, – Вессер, выросла маленьким Хемингуэем. То есть вполне неплохим человеком, но пьющим и в выборе приоритетов таким же метким, как ружье компании W.&C. Scott & Son модели Monte Carlo B. Хотя стопроцентной уверенности, которого из Метатронов – отца пропаганды небесного рейха, дядюшку Еноха или несчастливого обладателя анатомии Кена – подразумевал собеседник, у Хоффманна не было, само по себе сравнение выглядело интригующе, неизбито и почти лестно. Представлять интересы Господа в царствии смертных – большая ответственность. Тут вам и убийства первенцев, и всяческие избиения, и пироэффекты с воплями в горящем кусте. Одна досада – Бог, если и жил когда-то, давно помер, а замена – не в обиду поклонникам бесподобной Аланис Мориссетт – едва ли объявится в ближайшую плюс-минус вечность.
Ждать чудодейственного спасения им было неоткуда.
— Если ты не умеешь превращаться в крекер и прятаться по туднодоступным щелям, диван для тебя – слишком опасное место, — поражаясь, как быстро иногда стирается грань между людоедством и дополнительным сервисом, заключил Абрахам Хоффманн III, понимая, что, в общем-то, альтернативы дивану нет:
— Ладно, уговорил, давай попробуем. Только постарайся без резких движений, дамочка в лиловом – оборотень.
Но по виду – весьма сдержанный, и если его собеседник обладал хоть каплей везения, возможно, этот банкет не станет для него последним. В отличие от самого Абрахама Хоффманна III. Выживет, твердо решил для себя Эйб, и все – конец, больше никаких фуршетов, никаких приглашений, перетянутых красной ленточкой, и Лидии, его замечательной чудо-женщины, скорее всего тоже не будет.
А ведь некоторый промежуток времени им было так хорошо вместе. Как тепленькой – только из принтера – стопке бумаг и степлеру.
Разумеется, подобное счастье не длится вечно.
— Отпускаю, — разжимая пальцы, предупредил Абрахам Хоффманн III, без дополнительного груза стало полегче.
Его, Хоффманна, приземления – не слишком изящного, Барышников бы после такого повесился – похоже, никто не заметил. И от этого становилось окончательно не по себе. Во всем мире нефилимов второго поколения насчитывалось с десяток, не больше, в принципе, сам Эйб, глядя на собственное отражение в зеркале, иной раз в себя не верил, а тут? А тут у каждого нашлось занятие поинтереснее – жрать друг друга или, разбившись на парочки, безвозвратно теряя чувство стыда, пространства и времени, срывать друг с друга одежду.
— Что за хрень? Что за хрень, — с легким хлопком растворяя крылья в начинающем пованивать кровью воздухе, не обращаясь ни к кому конкретно, скрипнул зубами Эйб. Главной проблемой по-прежнему оставался побег. И тот маг или та ведьма, чье чародейство не позволяло ему заслуженно проклинать весь свет за чашечкой кофе в уютном баре «Атлантис».
— Э-э-эйб! — взвыл Ашер.
«А-а-а!», — оборачиваясь, мысленно констатировал Абрахам Хоффманн III. По крайней мере, невидимым он не был.
— Э-э-эйб! — лицо у Ашера было, насколько это возможно, бледным и уже далеко не таким наглым, как пять минут назад или десять:
— Я не хочу этого делать, Эйб! — чуть ли не плакал Ашер, и дрожал еще так – мелко-мелко.
— Ну так не делай! — оскалился Абрахам Хоффманн III, понимая, что убьет Эша – и все, finita la commedia, никаких ответов на вопросы жизни и смерти, кто – машинист, и считает ли он переезд идиотов с головой на рельсах нехорошим поступком и несмываемым пятном на чести.
— Но я до-о-олжен! — ныл Ашер, перехватывая кинжал из ангельской кости левой.
— Должен? И кому, интере…
Подкравшись сзади, со спины, тихо и незаметно – так, что от неожиданности Хоффманн присел, — кто-то жадно и требовательно вцепился зубами в шею. Судя по запаху – лаванда и, кажется, специи – это была женщина.
Белый воротник старомодного костюма Абрахама Хоффманна III незамедлительно потемнел.